Александра Горяшко

Предание это уходит корнями в глубокую древность, и нынче не осталось уже людей, которые помнили бы легенду о Восьмой Марте. Поэтому фиг его знает, откуда он взялся, этот текст.

Итак, на берегу бескрайнего синего моря жил пролетарий. Трудно сказать, на каком основании предание пришло к выводу, что наш герой был именно пролетарием, но звали его Пролетарий Надгнездом-Кукушкин. Жил наш пролетарий не бедно, не богато, а так себе. Все у него было хорошо, только детей у него не было (что, в общем, понятно, потому что пролетарий не был женат). И вот однажды родилась у него маленькая девочка. Обрадовался пролетарий, назвал ее Мартой, нарвал ей на огороде редиски, купил ей на ярмарке (я не знаю, откуда в пустынном месте на берегу моря взялась ярмарка) красную ленту, и стали они жить-поживать.

Однажды Марта подросла, и захотела ЦВЕТЫДУХИИЗАМУЖ. Закручинился Пролетарий Надгнездом-Кукушкин, голову повесил. Голова повисела на заборе, проветрилась, и пришла в нее мысль.

Воспроизвожу, как и обещала, для дорогих дам пост пятилетней давности.

Итак: С наступившим на вас праздником, дорогие товарищи женщины.

Предание это уходит корнями в глубокую древность, и нынче не осталось уже людей, которые помнили бы легенду о Восьмой Марте. Поэтому фиг его знает, откуда он взялся, этот текст.

Итак, на берегу бескрайнего синего моря жил пролетарий.
Трудно сказать, на каком основании предание пришло к выводу, что наш герой был именно пролетарием, но звали его Пролетарий Надгнездом-Кукушкин.
Жил наш пролетарий не бедно, не богато, а так себе. Все у него было хорошо, только детей у него не было (что, в общем, понятно, потому что пролетарий не был женат).

И вот однажды родилась у него маленькая девочка. Обрадовался пролетарий, назвал ее Мартой, нарвал ей на огороде редиски, купил ей на ярмарке (я не знаю, откуда в пустынном месте на берегу моря взялась ярмарка) красную ленту, и стали они жить-поживать. Однажды Марта подросла, и захотела ЦВЕТЫДУХИИЗАМУЖ.

Закручинился Пролетарий Надгнездом-Кукушкин, голову повесил. Голова повисела на заборе, проветрилась, и пришла в нее мысль. «Вот что, дочура моя Марта, – молвил пролетарий – пойди-ка ты на задний двор, стоит там маленький дощатый домик неизвестного назначения с дыркой в полу. Крикни в эту дырку ЦВЕТЫДУХИИЗАМУЖ, и посмотрим, что будет». Поступила Марта по отчему слову, пошла она в маленький дощатый домик неизвестного назначения с дыркой в полу, крикнула в дырку ЦВЕТЫДУХИИЗАМУЖ, и с тех пор ее больше никто не видел.

Огорчился пролетарий, опечалился, хотел руки на себя наложить, но не нашел. Стал он и дальше жить-поживать, и через какое-то время снова родилась у него дочка. (Далее предание гласит, что история во всех ее идиотических подробностях повторилась семь раз. Каждую новую дочь пролетарий называл в честь предыдущей – Мартой. А чтоб не путаться, давал ей порядковый номер).

Так вот… Прошло недолгое время после погибели Седьмой Марты, и родилась у Пролетария еще одна дочка. Назвал он ее Восьмой Мартой, принес ей с огорода редиски, а с ярмарки ленту, а Марта ему и говорит:
- Нет, - говорит, - папа. Не стану я жрать вашу редиску, и подвязываться вашею лентою. А скажите вы мне, папа, куда делись мои семь сестер Март.

Подивился Пролетарий Надгнездом-Кукушкин таким дочерним словам, но рассказал все, как было семь раз. И добавил к своему отчему поучению такие слова: «Не ходи, доча, к этому дощатому домику, не кричи ЦВЕТЫДУХИИЗАМУЖ. Есть у меня мое отцовское предчувствие – что-то там неладно».

Ничего не ответила ему Восьмая Марта, а пошла она на задний двор, к маленькому дощатому домику неизвестного назначения с дыркой в полу, и молча посмотрела в дырку. И увидела Восьмая Марта, что в дырке течет великий поток Коллективного Бессознательного, смешивая струи с потоком Обыкновенного Женского. И сидят по горло в том потоке Сцилла Цеткин и Харибда Люксембург. И спрашивают они Восьмую Марту сладким голосом: «Ну, чего тебе надобно, девица? ЦВЕТЫДУХИИЗАМУЖ?»

Подумала Восьмая Марта, и говорит: «Не надо мне ЦВЕТЫДУХИИЗАМУЖ, а надо мне восьмичасовой рабочий день, оплачиваемый отпуск по уходу и приходу, оранжевую тужурку и шпалу на спину». Молвила Восьмая Марта эти слова, вырвала с корнем мимозное дерево (я не знаю, откуда там взялось мимозное дерево, но из предания фиг чего выкинешь), и давай хлестать этим деревом Сциллу Цеткин и Харибду Люксембург по сусалам. Не вынесли такого реприманда Сцилла Цеткин и Харибда Люксембург, и утопились они в потоке Коллективного Бессознательного и Обыкновенного Женского. А перед тем извергли из своих недр всех семерых Март, живых и невредимых.

Выбрались сестры из домика на зеленую лужайку под ясное солнышко, и случился им от радости полный ЦВЕТЫДУХИИЗАМУЖ. А Восьмая Марта с тех пор так и ходит в оранжевой тужурке со шпалой на спине, и ищет по свету свой восьмичасовой рабочий день и оплачиваемый отпуск по уходу и приходу, потому что в тех краях как никто не работал, так и не работает, а редиска там из земли растет сама.

А в память об избавлении семи Март из маленького дощатого домика неизвестного назначения с дыркой в полу все прогрессивное человечество отмечает по весне День Восьмой Марты, и дарит друг другу ЦВЕТЫДУХИИЗАМУЖ и веточки душистой мимозы.