Дедушка Сэм

Анкета для определения на стипендию

Служба в Красной Армии (старой армии), где, в качестве кого и сколько времени и участие в боях:
   Донецкая дивизия ВЧК (музыкант) 1 1/2 года в 1923 году
   Московская Школа В.Ц.И.К. 2 года 1925-1927 г.
Точный адрес студента: Москва-Кремль. Школа В.Ц.И.К. муз. команда

--------------------------------------------------------------------------------------------

Как его занесло в дивизию ВЧК, прославившуюся разгромами атамана Махно? Как провинциальный еврейский мальчик оказался в кремлевской музыкальной команде? Этого я тоже уже никогда не узнаю.

В Консерватории он учился у профессора Розанова. Наверное, повезло. Музыканты знают, для остальных коротко:
Сергей Васильевич Розанов (1870-1937) - человек известнейший. Заслуженный артист РCФСР, заслуженный деятель искусств РСФСР. Основоположник современной отечественной кларнетной школы, кларнетист-виртуоз, солист оркестра Большого театра.
Одновременно с учебой дед работал. Об этом тоже остались бумажки в консерваторском архиве. Летом в разных оркестрах, в основном на Украине. Зимой играл на бегах на ипподроме. Вот чудная бумажка 1931 г.:

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Настоящим сообщаем Вам, что находящийся у нас на службе студент Трахтеров С.Л. должен итти в День 1 МАЯ в оркестре колонны КОНЕВОД-ТРЕСТА, при чем его участие в оркестре обязательно, так как состав оркестра 20 человек и его отсутствие будет отражаться на работе всего оркестра.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Зарабатывать, как я понимаю, деду уже надо было не только на себя. Нет точной информации, когда они с бабушкой поженились, но в самом конце 20-х они уже были вместе, а в начале 30-х уже жили на Чистых прудах, в Хохловском переулке, где родилась и я.
В 1933 г. у них родился сын Ленечка. Он прожил только 5 лет. В 1939 г. родилась дочь Таня, моя мать.

Консерваторию он окончил в 1935 г., и с этого момента я знаю о нем гораздо больше. Кое-что рассказал мой отец, заставший Сэма в последние годы жизни. Много рассказали две замечательные соседки по Хохловскому и друзья семьи, Лена Павлова и Полина Гринберг. Много рассказали ученики деда, которых удалось найти. Я очень благодарна этим людям. От них я узнала то, что должна была бы узнать от матери и бабушки, дочери и жены Сэма. Но они о нем молчали.

Скородумов Игорь Сергеевич.
Ученик Сэма в Училище им. Ипполитова-Иванова (1966-1968). Педагог Детской музыкальной школы №1 им. Прокофьева

Я поступил в училище Ипполитова-Иванова к нему в 66 году. Поэтому до 66 г. что происходило, я не знаю. Но он был настолько обаятельный, настолько привлекательный человек, что я приходил с утра к нему, и если не было занятий, я сидел целыми днями у него в классе. Пока он занимался с другими ребятами, с нашими… А он пока занимался, он кроме того, что занимался, он рассказывал. И из того, что я слушал, я запомнил какие-то отрывки. Ну, во-первых, он окончил Московскую консерваторию у Розанова и после Консерватории, даже, по-моему, еще учась в Консерватории, он работал в Большом театре, сценический духовой оркестр Большого театра, так называемая «банда Большого театра». И он рассказывал, как они еще играли утреннюю зарядку на Центральном телеграфе. И вот он рассказывал, как шел пешком от Покровских ворот, шел утром рано, потому что в 6 часов была утренняя зарядка, и нужно было в половине шестого уже быть на месте. Еще автобусы не ходили, трамваи не ходили, и он шел пешком. И потом он еще рассказывал, как они летом играли на бегах. Поскольку в Большом театре сценический оркестр не все время занят, они должны были спектакль начать, отыграть в начале спектакля, потом мчались на бега, там играли, потом мчались в Большой театр, там играли, потом опять бежали, в общем – бега. А это была хорошая халтура – бега летом, это была хорошая кормушка. Это до войны. Кажется, он рассказывал, что это еще будучи студентом он играл.
А потом он рассказывал, что он до войны преподавал на факультете военных дирижеров в Консерватории, и они эвакуировались, кажется, в Ташкент или Алма-Ату, он рассказывал. А потом, когда приехали, он уже в Большом театре не играл. Еще какое-то время после войны он преподавал на факультете военных дирижеров. Начал до войны, во время войны и после войны примерно год-два. А потом его пригласили в Ипполитовское училище. Там, и здесь, в Прокофьевской школе он преподавал.

Полина Гринберг
Из училища и, вероятно, из армии дедушку уволили, по-моему, в годы борьбы с космополитизмом. Не мог же еврей учить наших доблестных военных музыке. Я помню переживания по этому поводу...

Из архива Музыкального училища им. Ипполитова-Иванова
Приказ №18 от 13/II 1946
&2. Трахтерова С.Л. с 12/II с.г. зачислить на должность педагога по классу кларнета по совместительству.
Образование высшее. Стаж работы свыше 10 лет.
Демобилизован спр. С 20/YIII-45 г. Кр/неразб/ РВК.

Горяшко А.П., мой отец
…и до самой смерти он преподавал и давал кучу частных уроков. По-видимому, был очень хорошим педагогом. Дома никогда и никаких разговоров о музыке не было. Самой музыки тоже.

Гольтяпин Виктор Васильевич. Ученик Сэма в Детской музыкальной школе №1 им. С.Прокофьева (1958-1964) и в Училище им. Ипполитова-Иванова (1964-1968).

Как педагог для детей он был очень хороший... Он давал хорошую техническую базу. У него были масса нот, он устраивал 3 кларнета, два, такое редко бывает... С этим надо возиться, это надо искать на 3 кларнета произведения, это надо разложить, все это как-то записать… Для этого надо было желание с детьми заниматься.  У него была масса нот. Он большое внимание технике уделял... Не любой играющий вообще захочет преподавать. Я например не могу. Мне Самуил Львович предлагал преподавать, я не смог. Ну, не мое, я не люблю, не то что не люблю, у меня нервов не хватает. А у Самуила Львовича это было. И самое главное – большая литература. Он же сам все это собирал. Трио, дуэты. Я помню, трио, дуэты, этого много было. Такая литература, она уникальна для педагога школьного. В те года особенно.

Набатов Алексей. Ученик Сэма в Музыкальной школе №1 им. С.Прокофьева (1959-1963) и в Училище им. Ипполитова-Иванова (1963-1968)
Он не был каким-то выдающимся педагогом. Но у него всегда были в порядке идеальном ноты, он сам их писал, у него был идеальный почерк. Необыкновенный аккуратист в отношении к ученикам. Его особенности как преподавателя были в таких мелочах, как например точность в приходе на работу и все что с этим связано. К тому же необыкновенная доброжелательность как преподавателя ко всем абсолютно поголовно и желание помочь. Он мне помог необыкновенно несколько раз, и я потом только это осознал, совсем недавно.
К нему я поступил в музыкальную школу им. Прокофьева, то ли в 59, то ли в 60. Проучился я там год или чуть побольше и бросил. Как мне казалось. Я бросил из-за своей невероятной лени, мне ничего не хотелось, ни заниматься, ни ездить никуда, ничего. И вдруг приходит как-то с работы отец и говорит: «Ты знаешь, тебя твой преподаватель разыскивает, Самуил Львович». Каким образом? Телефонов не было тогда никаких в помине. Он узнал телефон отца каким-то образом, рабочий, отец работал в автобусном парке, и через него вышел на меня. Кончилось тем, что меня привели к нему. Мне было лет 11, 10. Привели к нему, или я сам приехал, в квартиру на Покровке. И он меня стал мягко песочить: «Ты такой, и прочее…» А я чего, я пацан совсем. Я стою и плачу. А он меня ругает. Но так, не грубо. Он не кричал никогда, ничего этого не было. Но какие-то слова находит, которые задевают. Что мне надо это продолжать, ни в коем случае не бросать. Короче, я опять стал заниматься...
Про таких людей надо книги писать. Обязательно. Он всем делал только добро. .. Кроме добра от него я ничего не видел. Помощь огромная была, на разных отрезках жизни он меня просто вытаскивал из ям, в которых я уже почти тонул. Заставлял, просто заставлял как-то изменить отношение и попытаться, хотя бы попытаться начать новую жизнь.
Некоторые говорят: «Педагог он был обычный, никакой». И все. Несправедливо. Он закрывал глаза на многие вещи, о которых другие преподаватели вопили и тут же бежали к директору жаловаться, он такой-сякой, его надо наказать. А он никогда этого не делал. Старался сделать, чтобы человек подумал, попытался исправиться, а не ябедничал. Разговаривал, да. Серьезно разговаривал. Но самое главное, что он все делал очень ненавязчиво, мягко. Не заставлял. Никого не заставлял. Все это происходило как будто с помощью какой-то силы неведомой. Вдруг что-то внутри переворачивалось, и ты начинал видеть по-другому.

Полина Гринберг
У дедушки был замечательный характер, добрый, спокойный, в отличие от весьма шумной и крикливой бабы Жени. И натура у него была творческая и замечательные руки. За что бы он ни брался - все получалось. Он делал нам какие-то замечательные коробки для мелочей, помню коробку для медалей Лениниады, которые скульптор Манизер подарил моему папе. Он обтянул картон чем-то красивым, внутри сделал углубление для каждой медали (см 8-10 в диаметре), ленточки, чтоб каждую медаль было легко вынуть и посмотреть др. сторону, все это внутри было из шелка. Все сделано профессионалом.
Мои родители его очень любили и всегда выставляли его способности в пример моему папе, который, кроме как головой работать, ничего не умел.
А когда вы (ты и Мишка, наш сын) родились, мы сняли дачу вместе. Там постоянно жили бабушки, мы приезжали, дай бог, раз в неделю, мой папа тоже, а дедушка Сэм часто. Он привозил для вас какой-то необыкновенный творожок с рынка и свежую рыбу, которую ловил.

Единственная моя фотография с дедом. На той самой даче

Лена Павлова
Самуил Львович вытворял руками все что угодно. Кошкин дом ты застала? Когда жил кот Мик, он построил из бумаги и картона двухэтажный, фантастический кошкин дом. Кстати, Мик его любил, в нем жил. Он моментально мог что-то выстрогать, что угодно сотворить. Таня начала собирать спичечные коробки и он моментально ей сделал кукольную мебель, там вытаскивались ящики стола… Конечно, никакого идеального общежития у нас в квартире не было. У нас все было на запорах, были отдельные счетчики на свет... Поэтому всегда была сложность, как запирать на ночь квартиру. Был засов и цепочка. Но если закрыть, а кто-то не пришел, будут звонить, разбудят. А если плохие отношения в данный момент, то нельзя постучать и спросить, все ли у вас дома, можно ли запирать. И Самуил Львович придумал такую штуку: на дверь он приделал такую коробочку и из нее висели на веревочках две красиво обклеенные разноцветной бумагой картоночки, каждая означала свою семью. Если у вас все дома, то вставляете картонку в коробочку. Если еще не вставлено, нельзя запирать.

Скородумов И.С.
Он же работал, был такой комбинат нотный, где сидели переписчики, ксероксов же не было, и переписывали ноты для издательства, расписывали партитуры для оркестров. Самуил Львович на плотной бумаге, на ватмане, у него всегда был флакончик с тушью, старая такая перьевая ручка с металлическим пером, школьная, и он сам на ватмане расчерчивал линеечки и сам писал. Вот таких листов у него была кипа, целый шкаф. Вот даже этюды все он переписывал, каждый этюд на отдельном большом листе и на картонки наклеивал. Школа-то большая, учеников много, отыграл, сдал. Он очень аккуратный был, педантичный, все было расписано, разложено. И много было переложений… Куда все это делось?
Вот так он сам делал ноты. На ватмане, он сам расчерчивал все это – видите – линеечкой, сам он все это расчерчивал и все это написано его рукой. И даже обложка вот так оформлялась, чтобы детям было интересно.

Рукописные ноты Сэма, сохраненные учениками

Скородумов И.С.
В 1966-67 гг. он готовил большой сборник ансамблей для детской музыкальной школы. Для 2-3-4 кларнетов. Он приносил магнитофон, мы все это записывали, он показывал это в метод.кабинет, метод.кабинет это утвердил и все это чуть ли не в издательство уже было сдано. Но как только его не стало, все это… Куда это пропало, куда это исчезло? Причем, там были очень интересные детские песенки, «Спят усталые игрушки», «Крошка енот», ну детские, из детских мультфильмов, фильмов, именно для детской музыкальной школы. Это была очень большая работа, и мы все очень ее ждали.

Полина Гринберг
Рыбалка это была его страсть. С природой он отдыхал от всего, причем в отличие от общепринятого представления о рыбаках, он там не пил, ни зимой, ни летом.

Горяшко А.П.
На одной такой рыбалке и умер. Смерть такая же чистая и одинокая, как и жизнь. Те 5 лет, которые я его знал, дом для него был только долгом и привычкой.

Лена Павлова
Он и умер в одиночестве, когда шел с рыбалки. Они собирались с друзьями на рыбалку и вдруг никто не смог. И он уехал один. Обычно они там ночевали. И вдруг на следующий день пришел милиционер. Видимо, он почувствовал себя плохо, п.ч. его нашли уже на дороге, с удочками, сердце. Не убит, никакого насилия… Уж если что-то, то – на любимом занятии и – вдали от женщин. Женщины его доставали. Не забывай, у нас в  квартире: две тетушки, я, Е.А.. Анна Васильевна, Таня, бесконечная болтовня по телефону, женские голоса, подружки к Тане, подружки ко мне…

Скородумов
Есть уникальная фотография – накануне смерти. Умер он 24-го февраля, в субботу, а это была пятница. Мы уезжали на концерт и на крыльце стояли. В понедельник он должен был давать открытый урок, и нас выбрал – Гольтяпина, Набатова и меня, троих, чтобы нас показывать. Когда утром приехали в понедельник, я приезжаю, смотрю – сидит Гольтяпин грустный. Я говорю: «Ты чего?». А он говорит: «Сэма умер...»