Чего можно получить целую гору задаром, а просравши, не вернуть ни за какие деньги?

Доверие.
Очень странная штука. Исключительно долгоиграющая и прочная, и одновременно невероятно эфемерная и уязвимая.

Когда с нами случается такая беда как влюбленность, мы доверяем возлюбленному беспредельно. Хотя, казалось бы, с какой стати? Человек-то фактически не знакомый. Но доверяем. Стопроцентный аванс. Рассказываем обо всем самом стыдном и самом счастливом, плачем на груди и хохочем хором, бегаем голышом к холодильнику и танцуем на столе. Ничего не боимся, не ждем удара, верим в полное принятие и вечную защиту. Такой интересный побочный эффект анестезии влюбленностью.

Наше полное доверие чужому человеку - вроде позы подчинения у животных. Когда сопернику подставляется самая уязвимая часть тела, по которой достаточно одного удара, чтобы лишить жизни. Животные, они мудро устроены. Как бы кровожадно они не бились до этого, поза подчинения остановит любую агрессию. Того, кто подставил незащищенное брюхо, трогать не станут. Но у людей все не по-людски...


Фото В.Киприянова

Только если любовь заканчивается не успев начаться очень быстро и по внешним фатальным причинам (a la Ромео и Джульета), то партнерам удается остаться в счастливой иллюзии полного доверия навсегда. В остальных случаях - увы и ах. Доверие потихоньку-полегоньку начинает рушиться. Осыпаться по кирпичику. Вроде бы понемногу и ничего не изменилось. Ан нет. Ни один из отвалившихся кирпичиков уже никогда не удастся приставить обратно.

Чем страшны измены? Уж конечно, не фактом физического соприкосновения тел, эка невидаль. И даже не возможностью притащить из этого соприкосновения вен.заболевание, оно лечится. И даже не возможным появлением детей на стороне, в конце-концов, дети - счастье и прочая лабуда. Страшно в измене только одно - разрушение доверия. Причем, и в том случае, когда об измене стало известно, и в том, когда не стало. Исчезает стопроцентная открытость одной из сторон. Пусть на капельку, на 10%, но исчезает. Другая сторона это непременно чувствует.

Мы же взрослые, разумные, цивилизованные люди, все можем понять и простить и бла-бла-бла. Можем. Хорошо натренированная человеческая особь может заставить свою голову понимать и прощать. Но беззащитный зверек, живущий внутри носителя даже самой умной головы, немножко съежится. Сначала совсем немножко. Внешне все наладится и будет отлично. Вы просто уже не сможете ночью побежать голышом к холодильнику. Вы просто начнете опасаться взгляда другого. Он чуточку перестанет быть Ромео и станет чужой. Чуточку. Но обратного хода этот процесс не имеет.

Полное доверие, сопровождающее влюбленность, возникает моментально и мощно, как вспышка сверхновой, а рушится долго, нудно и незаметно, на это могут уйти многие годы.
В какой-то момент наиболее чуткий и пострадавший из партнеров с ужасом обнаруживает, что кирпичиков отвалилось что-то уж слишком много. Что вот еще чуть-чуть, и вовсе ничего не останется от доверия, в котором был так прекрасно, блаженно и безопасно. И он пытается говорить об этом с партнером. Веря, что его услышат. Отчаянно надеясь, что все еще можно поправить.
Какими бы словами он не говорил, говорит он, в общем-то, вот что.
Смотри, вот мое беззащитное брюхо. Я снова подставляю его тебе, хотя ты уже бил по нему. Вот оно, вместе со всеми шрамами от твоих ударов. Ты можешь ударить последний, окончательный раз. Но я верю, что ты этого не сделаешь. Ведь это с тобой мы плакали, и хохотали, и бегали голышом к холодильнику, и танцевали на столе. Ведь это с тобой я был защищен от всех бед. Ведь только тебе я могу все это сказать.

Срабатывает ли последняя отчаянная подстава незащищенного брюха человеком человеку? Крайне-крайне редко. Человек - не зверь. Его так просто не остановить. В большинстве случае он с легкостью ударит по незащищенному брюху еще раз. Или проигнорирует его, что ничем не лучше. Отвернется. Скажет: "Я не понимаю, о чем это ты. У нас все хорошо".

И вот тогда уже точно не останется никаких шансов на восстановление того доверия, которым так щедро и бескорыстно были одарены люди в начале своих отношений. Тогда наступает момент, когда даже самый придурочный доверчивый голопузый зверек свернется в непробиваемый клубок. Уже навсегда.

Ничего не поделаешь, таков великий инстинкт самосохранения - то немногое, что мы все-таки сохранили от животных. Может быть, было бы лучше, если бы как раз его-то мы и не сохраняли. Потому что для человека это уже не жизнь. Без доверия у него внутри остается одна только черная мертвая пустота.
Но физически он жив. Функционирует. Чем дарит убившему его партнеру благословенную возможность твердить: "Я не понимаю, о чем это ты. У нас все хорошо".