Всю жизнь, каждое лето, все лето упражняюсь в реинкарнациях. Описать иногда удается, понять - так и не.
Этап первый. Я-то нисколько себя умершей не чувствую, зато быстро обнаруживаю, что как бы умерла для других. Тех других, которые "самые близкие". Про которых казалось, что они без меня ну просто ни вздохнуть, ни охнуть. А как же еще покажется, когда все вместе? Сон, еда, работа, мысли, чувства. Участие в событиях, перепадах настроения, тонкостях пищеварения. Пулеметные очереди писем и смс-ок: выезжаю, приехал, ложусь спать, что купить, не хочу жить.
По инерции продолжается, пока поезд перемещается. А потом, не успеешь оглянуться, а уже и едят, и спят, и что купить и не хочу жить - все без меня. Уже не только мне не рассказывают о деталях перемещений, настроений, сновидений, а - ужас! ужас! - о них рассказывают другим. Хотя почта работает исправно, могли бы и мне. Но нет. Другим, которые географически ближе.
Вот это первое обнаружение, оно жуткое. "Меня вычеркнули из списка живых" - именно такое. И ни за каким фигом не нужны эти мелкие детали другого бытия, и деталей собственного бытия столько, что только успевай, а вот поди ж ты.
Ну, худо-бедно, а деваться некуда, ибо уезжаю я далеко и надолго. Приходится привыкать к новому порядку вещей.
И тут подкрадывается второй этап. На котором даже такой упертой (в культивировании собственных чувств-с) ослице, как я, приходится признать, что эти самые "самые близкие" уже для меня как бы вычеркнуты из списков живых. И даже самый-самый любимый-единственный-свет очей-и-свет в окошке стал, как бы это деликатно выразиться, некоторой абстракцией. Вот только что он был частью тела и все-все-все вплоть до физиологии и дыхании в одном ритме зависело от него. А вот пытаешься его представить и оказывается, что он - призрак. Есть имя, и некоторый набор информации о, но живого-то человека нет! Как ни тужься представить, а уже ни запаха, ни на ощупь, ни пресловутого единодыхания, ничего нет. Имя, и - бесплотие. Сколько писем ни напиши, сколько ни прочитай, а призрак плотью не обрастает. (Осознается с ужасом). Вот те, кто рядом, хоть и не любимые-единственные, а просто со-трудники, они живые, никаких сомнений. С ними ешь и пьешь, и запах чувствуешь, и в лодке тесно прижимаешься, и настроение их, и желания считываешь не думая, как собака.
Все это, конечно, громко объявлять не принято, а главное самой жуть как страшно. Поэтому как миленькая и как положено пишешь "люблю-скучаю-жду" и даже иногда что-то такое чувствуешь. И "приезжай-приезжай" повторяешь как заклинание. Однако стоит представить этот приезд или, больше того, услышать долгожданное "еду", как получаешь полный букет неположенных Сольвейг эмоций. От неконтролируемого недовольства в связи с окончанием собственной свободы и необходимостью подстройки под и до полной незнакомости и непредставимости того, который "едет" и, более того, - ужаса (живой мертвец, восстание из мертвых).
Третий - он не этап, а как плохие чего-нибудь-веды пишут "красной нитью" через и в процессе всего отъехавшего состояния. А я-то действительно умерла! Вся, какая себе привычна была в той жизни, со всеми теми мыслями, чувствами, желаниями, привычками, ощущениями собственного тела и шевелениями собственной души, вдруг стала совсем другая. Ну, не вдруг, конечно. Процесс перерождения долгий и по большей части мучительный. Но вот - опа - и он свершился. Та умерла, а эта живет. Причем, только эта и может здесь жить и вообще, пожалуй, жить.
В этот момент обычно обнаруживается, что уже совсем скоро придется ехать обратно..
/Про увлекательные процессы, которые случаются, когда один призрак все-таки встречается с другим, как-нибудь в другой раз/